Читаем без скачивания Беглая Русь - Владимир Владыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, идя вслед за ним, Жернов про себя рассуждал: «Ежли Иван тащит меня в своё логово, значит, что-то случилось для меня неприятное. И што же он собирался мне сказать? Может, воров поймал?» Но тут он вспомнил, что тот вечно сторонился людей, за это Жернов не осуждал своего тайного приятеля: уж что поделаешь, коли настало такое гадкое время. Вот и он, глядя на Староумова, тоже испытывал побуждение как можно реже показываться на людях. Но председателю нельзя прятаться, ведь вредно с народа отпускать узду, а то без хозяйского догляда людям будет своя воля…
– Ну, чего позвал, не тяни резину, а то времени совсем в обрез… – прервав свои размышления, заговорил он.
– Да дело, понимаешь, личное, Павел Ефимович, – начал мягко Иван Наумович. – Снарядил бы моего балбеса на эти самые курсы ветеринаров. Хватит ему баранку крутить на железной лошадке. Парень он хоть куда! И эту науку, думаю, вполне осилит…
– А ты, Иван, как я погляжу, считаешь себя таким умником, что за меня хочешь решить: кого посылать, а кому отказать?! – возмутился Жернов, даже покраснел; он подозревал, что дай тому волю, так он весь колхоз возьмёт под свою длань! – Ты опоздал, кандидатура уже намечена: Гришка Пирогов! Так что пока я председатель: мне, а не тебе решать, понятно говорю?
– Ну-ну, Павел Ефимович, меня не забижай, мы свои люди, чего нам спорить? Я ведь с деловым подсказом, и лучше знаю, что Фрол как раз больше подходит, чем отпрыск Захара Пирогова, – и Староумов хитро, этак лукаво прищурил серые глаза под нахохленными рыжеватыми бровями и как-то настороженно заулыбался.
– Эка, какой быстрый! Чем же он у тебя такой хороший? С таким же успехом я бы мог послать своего Алёшку, но пострел ещё мал. Хотя и не послал бы… так как из-за Марфы уже все глаза колят, семейственность развожу…
– Тем более, Гришка щуплый парень, а коров держать – нужна сила, а Фрол у меня, сам знаешь, Паша, богатырь! Так что уступи мне…
– Тебе? Я вон предложил девчатам, кто, мол, желает, так ни одна не схотела. Им, понимаешь, лучше быть доярками да телятницами. А старшая дочь Прошки Половинкина просится на строительство паровозостроительного завода. Сейчас бы ушла. Вот куда дева метит! Но кто будет в колхозе работать, ежли так каждую отпущу? А твой, действительно, бугай здоровый, ему бы только землю пахать. Но он-то сам согласен?
– Парень что надо! Но поперёк моего наказа не пойдёт, и думаю, ещё как захочет, – радостно воскликнул кладовщик.
– Просишь, а сам не знаешь его мнение. Ну ладно, Иван, спрошу у Захара Пирогова, если не захочет Гришка, тогда будем решать.
– Да чего решать, чего спрашивать, всё давно определено; он у меня послушен, хоть и верзила. Моё слово для него – закон, а тебе нужны как раз такие, Паша!..
Когда жена Полина узнала от мужа, какую судьбу уготовил сыну муж, это её возмутило:
– Фролке, говоришь, дело нашёл, под коровьи хвосты заглядывать? Нешто смеёшься, Иван? – злорадно усмехнулась Полина, сверкая глазами.
– Поля, а что в этом плохого? Ты мне лучше не перечь! Раззуделась! А ты что ему сулила? – грозно воззрился супруг, зная как бывало она наговаривала сыну податься в город…
Но он запрещал сыну и думать об этом
– Дак на агронома разве нельзя послать? Культурное дело, не то, что с коровами возиться. Ты ещё нареки ему ремесло повивальной бабки? – с нарастающей злостью заговорила Полина.
– Это он и сам осилит, как на Соньке женится. Конечно, девка она красивая, но ростом не взяла, Фролу не подходит!
– В город ему надо: там сколько разных дел и девок, сколь в рое пчёлок, а ты ему грязных коров подсовываешь! – поджала брезгливо губы супруга.
– Не встревай, куда не просят. И чего ты с городом разносилась, чтобы погинул в нём? Для Фрола ветеринарство – дело стоящее и самое доходное, ещё благодарить меня станешь! И людям большая выручка, из города пока докликаешь ветеринара – сто коров падут. Калымное дело, баешь? – Полина резко отмахнулась, как от назойливой мухи, сдалась…
К осени следующего года Староумов построил из самана курник и сарай под одной кровлей. Одним из первых завёл кур, корову, получив от неё уже два приплода.
За последние два года в посёлке, по обе стороны улицы, появилось ещё несколько хат. Помаленьку жизнь налаживалась, входила в свою колею. Правда, за это же время наплыв переселенцев по всему нижнему Подонью заметно схлынул. Но всё равно нет-нет да продолжали прибывать, и так же, как и раньше, не все оседали. А что касалось Новой жизни, то и здесь несколько семей, кое-как пережив в землянках зиму, весной тоже уехали. Из новеньких осталось лишь многодетная семья Овечкиных, состоявшая в дальнем родстве с Чесановыми…
Через три года со дня основания посёлка Новая жизнь, на извилистой стороне улицы стояло пятнадцать хат, да и на той, что вытянулись в струнку – восемнадцать. И больше хат было крытых пока соломой, чем чаканом. Поэтому новые хаты выглядели такими же, какие строили сто и двести лет назад, хотя многие сияли выбеленными стенами, придававшими строениям несколько нарядный вид, и ещё не все подворья были огорожены заборами из жердочек…
Колхозный стан образовался лет шесть назад на широком холме, плавно спускавшемся к тому месту, откуда начиналась единственная улица посёлка. А перед ней, в начале самой поляны, строился клуб. А рядом с ним давно была построена и внутри оштукатурена известковым раствором баня, кровля которой была покрыта красной черепицей. Но её так и не открыли по прямому назначению, поскольку сельсовет приспособил кирпичное здание под начальную школу. Здесь же нашлась небольшая комната для приезжей из города молодой учительницы…
Когда новая школа приняла первых учащихся, посельчане остались довольны, что их дети не будут больше учиться в городе и находиться с родителями в разлуке. И тем не менее открытие школы не помешало кому-то из баб съязвить:
– Бабы, опять будем мыться в тазах, как лягушки в нашем пруду, который пацаны сделали на свою забаву!
– А то ли нам не привыкать, бабоньки, построим сами, пусть наши детишки за место нас грамоты набираются. Жернов, говорят, у себя из кизяков баньку слепил, ха-ха!
– Из ракушника, бабоньки, баня у него сделана, да полка ещё нет! – тихо пояснила Домна Ермилова, и тут же пожалела, что подставилась бабам под удар.
– А ты откуда знаешь, никак Паша тебе там бока помял? – спросила Анна Чесанова. А другие бабы дружно засмеялись.
– Перебьёмся, мы орловские – таковские! – пропела Ульяна Половинкина, увидев, как Домна злобно нахмурилась, глядя на Анну, но её взгляда никто не заметил, и бабы стали расходиться по нарядам.
Нина Зябликова вместе с братом Дениской и с другими детьми, начинавшими своё ученье ещё в городской школе, с осени того года пошли учиться в свою школу, чем остались довольны и родители, и дети.
Глава 4
Лет шесть назад в поисках лучшей жизни уезжали Чесановы на Украину. Житьё там было бы хорошее, если бы не голод, как смерч, унесший три с половиной миллиона жизней. На худой конец можно было вернуться на родину, в Курскую область. Но Матвей и Анна знали, что с осени 1932 года на донской земле осталась их дочь Соня. И под осень 1936 года они повернули свои пожитки к ней. Первое время жили в землянке, а за лето будущего года построили хату, причём помогал Чесановым будущий зять Фрол Староумов. Соня продолжала с ним встречаться до самого его отъезда на курсы ветеринаров. И с того дня, как это произошло так неожиданно, девушка чувствовала себя как будто обманутой, и временами она думала, будто Фрол для неё навсегда потерян; дядька Иван их нарочно разлучил, чтобы они больше не встречались, так как она догадывалась – отец жениха не хотел брать её в невестки. Тем не менее Соня ждала того момента, когда он отучится, но казалось, она этого никогда не дождётся. А пуще всего опасалась, что Фрол встретит там другую зазнобу, а её бросит, как однажды над ней подшучивала Зина Половинкина. Но Соня не стала её слушать, подозревая, что подруга так нарочно говорила, поскольку Фрол давно нравился Зине и она втайне завидовала Соне, ведь после учёбы он обещал на ней жениться…
Фрол был рослым кавалером, лучше всех одевался, курил только папиросы. И не мудрено, что он нравился многим девушкам. В глазах красавицы Сони Фрол хотел казаться потешным и бедовым, какой, в сущности, была она. А на самом деле парень по своей натуре был застенчивым и хмурым, будто чем-то вечно подавлен. Высокий, с тёмно-русым чубом, ниспадавшим на маленькие голубые глаза, скуластый, с прямым слегка заострённым носом и несколько удлинённым подбородком, он заключал в себе некоего романтического героя, только почему-то с печатью какого-то мщенья, точно на кого-то постоянно вынашивал своё недовольство. А ещё Фрол любил из себя строить важного щёголя, для чего всем на диво раздобыл хромовые, в гармошку, сапоги из блестящей мягкой кожи, широкие суконные штаны и чёрный пиджак.
